Каин явно был не в курсе про закон о защите окружающей среды и сохранении биоразнообразия, но познания истории Австралии Уотсфорд оставляет при себе. Вряд ли тритона убедит рассказ о черепашатах или дельфинах, выброшенных на берег. Хочет считать людей врагами — пожалуйста. Она хочет убраться с этого пляжа, с ним или без него, достаточно вымотанная, чтобы поставить отметку «выполнено» напротив пункта по защите своих русалочьих интересов.
— До мелководья было, как до луны, — отмахнувшись от всех вежливых ответов, которыми обычно прикрывалась ради чужого расположения, цедит сквозь уже начавшие стучать зубы Шарлотта. Может нужно было действительно оставить его там? Бросить по заранее отработанной команде. Ногти от упрямо сжатых кулаков впиваются в почти лишившиеся чувствительности ладони, прежде чем резко разжатая рука раздраженно дергается в сторону воды: — Вот он твой океан. Иди.
Она вполне может развернуться и, приложив определенные усилия, уйти. Может, но упрямо ждет. Не столько чтобы убедиться, что этот упрямый хвостатый доползет до воды, не отключившись, а потому что ей полагается как минимум благодарность за приложенные усилия. Признание, что Каин взял ее с собой не зря. Что она нужна. Внутри жжет от злости, потому что ничего из необходимого ей похоже не светит, а у Уотсфорд без признания собственного превосходствКаин явно был не в курсе про закон о защите окружающей среды и сохранении биоразнообразия, но познания истории Австралии Уотсфорд оставляет при себе. Вряд ли тритона убедит рассказ о черепашатах или дельфинах, выброшенных на берег. Хочет считать людей врагами — пожалуйста. Она хочет убраться с этого пляжа, с ним или без него, достаточно вымотанная, чтобы поставить отметку «выполнено» напротив пункта по защите своих русалочьих интересов.
— До мелководья было, как до луны, — отмахнувшись от всех вежливых ответов, которыми обычно прикрывалась ради чужого расположения, цедит сквозь уже начавшие стучать зубы Шарлотта. Может нужно было действительно оставить его там? Бросить по заранее отработанной команде. Ногти от упрямо сжатых кулаков впиваются в почти лишившиеся чувствительности ладони, прежде чем резко разжатая рука раздраженно дергается в сторону воды: — Вот он твой океан. Иди.
Она вполне может развернуться и, приложив определенные усилия, уйти. Может, но упрямо ждет. Не столько чтобы убедиться, что этот упрямый хвостатый доползет до воды, не отключившись, а потому что ей полагается как минимум благодарность за приложенные усилия. Признание, что Каин взял ее с собой не зря. Что она нужна. Внутри жжет от злости, потому что ничего из необходимого ей похоже не светит, а у Уотсфорд без признания собственного превосходства глаза всегда застило красной пеленой, стиравшей последние ограничения.
Пока Каин переходит из категории выгодных союзников в обидчики и обратно, Шарлотта молча наблюдает за чужой попыткой подняться, пока не отводит взгляд под звуки чужого поражения. То ли это, то ли все та же нереализованная потребность тихонько притупляют злость, не давая той перерасти в жестокость. На счастье тритона, когда ей что-то нужно, она становилась очень терпеливой. Даже если прошлая попытка давать бесконечное количество шансов на исправление обернулась полным провалом.
Ладно.
Приходится прикусить щеку изнутри, чтобы не начать улыбаться.
Что-то внутри расправляет крылья, даже если довольно быстро пластинка сменяется новыми угрозами, а Уотсфорд чисто из интереса прокручивает в голове список тех, кому могла рассказать про гостящего в доме тритона. Те, кто не счел бы её сумасшедшей, прибежали бы его спасать его от нее, так что новостную смс-рассылку явно придется отложить.
— Ни одного упоминания случившегося в скальной живописи на Мако, клянусь, — закатывая глаза, Шарлотта пытается загнать себя под маску хорошей понимающей девочки, но каждый раз проигрывает, уже не единожды продемонстрировав Каину свое настоящее лицо. Какая-то часть её понимает, что ему чертовски больно, причем отчасти из-за нее, поэтому спустя какое-то время все же слышится усталый вдох, прежде чем она возвращается к так волнующему её вопросу с большей серьезностью. — Никто не узнает, обещаю. Никаких аквариумов, никакой жалости.
Она мнется в нерешительности чуть в стороне, будучи не в состоянии подойти ни из-за мокрой одежды, которую не на что заменить, ни из-за резких слов, отправляющих её вперед. Не оглядываться. Меньше всего ей хотелось сейчас играть в игры, полагаясь только на слух при попытке понять, что Каин по-прежнему за спиной, стоит, дышит. Но условия не обсуждались, только не с ним. Припоминая полет в ледяную воду в ночь их знакомства, Шарлотта устало разминает уже ноющие от усталости плечи, прежде чем сделать первые несколько шагов в нужную сторону.
Это её самый длинный поход до дома. В постоянных оглядках по сторонам в попытке не попасться на глаза, не ускорить шаг, погрузившись в свои мысли, и не начать разговор, потому что тишина затягивала не хуже ила, делая и без того медленный путь просто невыносимым. Она останавливается недалеко от дома, изнеможенно осматривая ярусы и лестницы, к которым до сих пор не особо-то привыкла. Экскурсию она проводила лишь раз, на день рождения Льюиса, а теперь собиралась впустить внутрь того, кого почти не знала, найдя на таинственном русалочьем острове.
Резкий голос наконец-то поравнявшегося с ней мужчины заставляет чуть вздрогнуть, выныривая из своих мыслей.
— Поставлю корм для рыбок на видное место, — устало передвигая ноги, Шарлотта лезет в тайник за запасным ключом. Благоустроенный матерью сад прекрасно подходит для того, чтобы спрятать между цветов небольшую коробочку. Чего не скажешь о лестнице, подъем по которой окончательно выводит её из строя, сбивая дыхание. — Вон там ванная, можно снять одежду и смыть... песок, — до сознания не сразу доходит, чем чреват контакт с водой. Она переводит взгляд на рану, потом на ванну, потом на диван, прежде чем махнуть рукой. — Почищу потом диван. Ложись. Принесу воду с собой и аптечку.
Она устало плетется на соединенную с гостиной кухню, шаря по ящикам. Кухню тоже придется помыть, мать не допускала грязи в своем главном святилище, в то время как Шарлотта уже перенесла сюда половину золотого берега. Затем выуживает небольшой тазик в ванной, наполняя тот водой и притаскивая все поочередной к дивану, прежде чем устало завалиться на пол прямо рядом с ним. Возможно, надо было переодеться, но тогда песка стало бы еще больше, а Уотсфорд не была уверена, что не заснет прямо в ванной.
— Я все еще не прочь услышать про волшебную ракушку или коралл, — радуясь отсутствию ковров на первом этаже, Уотсфорд не то чтобы тянет время, сколько ищет в себе силы. К тому же, у нее нет никакой уверенности, что Каин позволит ей влить в рану содержимое неизвестных ему бутылок. Поэтому тянется за антисептиком, предпочитая начать с собственных рук. Чуть шипит, когда ранки пощипывает, но скорее для привлечения внимания к сопутствующему ущербу и, возможно, немного для устрашения в отместку за плохое поведение. Косится в сторону Каина, проверяя реакцию, и предпринимая отчаянную попытку выведать новую информацию: — Уверен, что нет другого способа? Мне казалось, что там, на пляже, что-то происходило... между нами?а глаза всегда застило красной пеленой, стиравшей последние ограничения.
Пока Каин переходит из категории выгодных союзников в обидчики и обратно, Шарлотта молча наблюдает за чужой попыткой подняться, пока не отводит взгляд под звуки чужого поражения. То ли это, то ли все та же нереализованная потребность тихонько притупляют злость, не давая той перерасти в жестокость. На счастье тритона, когда ей что-то нужно, она становилась очень терпеливой. Даже если прошлая попытка давать бесконечное количество шансов на исправление обернулась полным провалом.
Ладно.
Приходится прикусить щеку изнутри, чтобы не начать улыбаться.
Что-то внутри расправляет крылья, даже если довольно быстро пластинка сменяется новыми угрозами, а Уотсфорд чисто из интереса прокручивает в голове список тех, кому могла рассказать про гостящего в доме тритона. Те, кто не счел бы её сумасшедшей, прибежали бы его спасать его от нее, так что новостную смс-рассылку явно придется отложить.
— Ни одного упоминания случившегося в скальной живописи на Мако, клянусь, — закатывая глаза, Шарлотта пытается загнать себя под маску хорошей понимающей девочки, но каждый раз проигрывает, уже не единожды продемонстрировав Каину свое настоящее лицо. Какая-то часть её понимает, что ему чертовски больно, причем отчасти из-за нее, поэтому спустя какое-то время все же слышится усталый вдох, прежде чем она возвращается к так волнующему её вопросу с большей серьезностью. — Никто не узнает, обещаю. Никаких аквариумов, никакой жалости.
Она мнется в нерешительности чуть в стороне, будучи не в состоянии подойти ни из-за мокрой одежды, которую не на что заменить, ни из-за резких слов, отправляющих её вперед. Не оглядываться. Меньше всего ей хотелось сейчас играть в игры, полагаясь только на слух при попытке понять, что Каин по-прежнему за спиной, стоит, дышит. Но условия не обсуждались, только не с ним. Припоминая полет в ледяную воду в ночь их знакомства, Шарлотта устало разминает уже ноющие от усталости плечи, прежде чем сделать первые несколько шагов в нужную сторону.
Это её самый длинный поход до дома. В постоянных оглядках по сторонам в попытке не попасться на глаза, не ускорить шаг, погрузившись в свои мысли, и не начать разговор, потому что тишина затягивала не хуже ила, делая и без того медленный путь просто невыносимым. Она останавливается недалеко от дома, изнеможенно осматривая ярусы и лестницы, к которым до сих пор не особо-то привыкла. Экскурсию она проводила лишь раз, на день рождения Льюиса, а теперь собиралась впустить внутрь того, кого почти не знала, найдя на таинственном русалочьем острове.
Резкий голос наконец-то поравнявшегося с ней мужчины заставляет чуть вздрогнуть, выныривая из своих мыслей.
— Поставлю корм для рыбок на видное место, — устало передвигая ноги, Шарлотта лезет в тайник за запасным ключом. Благоустроенный матерью сад прекрасно подходит для того, чтобы спрятать между цветов небольшую коробочку. Чего не скажешь о лестнице, подъем по которой окончательно выводит её из строя, сбивая дыхание. — Вон там ванная, можно снять одежду и смыть... песок, — до сознания не сразу доходит, чем чреват контакт с водой. Она переводит взгляд на рану, потом на ванну, потом на диван, прежде чем махнуть рукой. — Почищу потом диван. Ложись. Принесу воду с собой и аптечку.
Она устало плетется на соединенную с гостиной кухню, шаря по ящикам. Кухню тоже придется помыть, мать не допускала грязи в своем главном святилище, в то время как Шарлотта уже перенесла сюда половину золотого берега. Затем выуживает небольшой тазик в ванной, наполняя тот водой и притаскивая все поочередной к дивану, прежде чем устало завалиться на пол прямо рядом с ним. Возможно, надо было переодеться, но тогда песка стало бы еще больше, а Уотсфорд не была уверена, что не заснет прямо в ванной.
— Я все еще не прочь услышать про волшебную ракушку или коралл, — радуясь отсутствию ковров на первом этаже, Уотсфорд не то чтобы тянет время, сколько ищет в себе силы. К тому же, у нее нет никакой уверенности, что Каин позволит ей влить в рану содержимое неизвестных ему бутылок. Поэтому тянется за антисептиком