Чтобы возродиться, нужно принести жертву. Жертву. ЖЕРТВУ.
На руках и платье с ритуала совсем не было крови и порой все случившееся казалось Давине кошмаром. Но вместо того, чтобы пытаться проснуться, Клэр лишь задумчиво водит черными от поломанных грифелей руками по некогда светлой ткани. Она здесь. Моник мертва. Стоит закрыть глаза и она мгновенно возвращается в ту ночь на кладбище: видит отблеск огня на лезвии ритуального кинжала в руках Бастианны, безразличный профиль матери — слишком гордой или разочарованной, чтобы плакать, в отличие от Джейн-Энн, которая, впрочем, тоже упорно хранила молчание. Кричала лишь Софи и они четверо. И кровь, слишком много крови.
Чтобы возродиться, нужно верить.
Они верили. Только они вчетвером и верили, в то время как все остальные знали правду.
Шепот в голове становится громче. Глушит эхо собственного крика в ушах, в то время как перемазанный черными полосками рваных линий лист бумаги начинает тлеть по краям, прежде чем ярко загореться в свете пламени вместе с подаренным ей мольбертом и небольшим ковром.
Давина приходит в себя, лишь чувствуя жар. Вскрикивает, пугаясь, ищет чем потушить огонь, но на чердаке все еще толком нет вещей, поэтому накидывает злополучное платье, но то лишь загорается с новой силой. Дело не в нем, а в магии, с которой она не в состоянии управиться. Которая рвется наружу, которой мало одного заклинания сокрытия, но единственной уцелевшей с жатвы слишком страшно колдовать. Это вызывает лишь отторжение и ярость. Сила, ради которой их убивали, курсирует по венам. И её не выжечь. Не остановить. Хоть она и даром не нужна. Давина мечтает быть нормальной. Хочет домой. В школу. К Моник в Руссо. На фестиваль к Тиму. К людям, для которых значила больше, чем то ненавистное, из-за чего её жизнь была полностью уничтожена. Или только будет?
Марсель сдержал слово. За два дня, что она провела здесь, никто не пытался её забрать. Или убить. Благодарность за спасение медленно подкреплялось ожиданием новых встреч или хотя бы новостей — они оба понимали, что затишье не продлится вечно. Клэр то и дело чувствовала отголоски магии с другой стороны старого квартала, в основном ритуальные, но рано или поздно они сменятся поисковыми заклинаниями. Потому что сорвать жатву — не значит её закончить. Ведьмы не остановятся ни перед чем, чтобы найти её и завершить начатое.
Марсель не давил. Давина старалась не срываться при нем, оставляя терзания о случившемся на потом. Только переступив порог чердака старой церкви, Клэр жаждала мести. И просить о помощи вчерашнего злейшего врага казалось таким простым. Таким нормальным. Ведь он же поймет, да? Он был там. Видел, что сделали ведьмы. Понимает, что их нужно остановить. Что они придут за ней. Глава вампиров оказался совсем не таким, как им рассказывали. Не говорил о долге. Не считал, что она поступила неправильно, сражаясь за свою жизнь, а не следуя за обманувшими её людьми.
К его приходу она сидит на показательно ровно заправленной кровати, то и дело поглядывая в сторону закрытого покрывалом мольберта. Ни сон, ни рисование не помогали, но девочка была благодарна за попытку её занять и за заботу, которую к ней проявляли. Даже если скрип ступенек вызывал предвкушение вперемешку с ужасом от мысли, что это может быть кто-то другой. Настолько, что хрустальные элементы старинной люстры чуть звенят от напряжения, когда в комнату входит мужчина, а у Клэр не хватит ни самообладания, ни роста, чтобы привести их в равновесие.
— Марсель, — еще один взгляд наверх, а потом вбок, прежде чем она поднимается с кровати, приветствуя гостя, даже если это единственный посетитель её персональной тюрьмы. — Ты можешь не делать вид, что это моя комната. Ты же привел меня сюда.
И тебе не требуется мое приглашение.
По крайней мере, в том значении, которое обычно необходимо вампиру. Да и её собственностью чердак не был. Даже сила и та была чужой.
— Все тихо? Слышно что-нибудь от... — она замолкает, стушевывая и в то же время злясь на саму себя. Ведьм. Просто ведьм. Просто тех, кто пытался принести тебя в жертву, чтобы ты мог пообщаться с умершими предками и задобрить их своей несвоевременной кончиной и мучительной смертью на благо ковена! — Них?

Давина вздрагивает прежде, чем её плеч касаются чужие руки. Против воли провожает те быстрым взглядом и буквально заставляет дождаться, пока пропустившее пару ударов сердце вернется к привычному ритму, а на коже пропадет фантомное ощущение тисков и останется только тепло. Внутри что-то не так. Сломано. Вырвано. И сколько бы силы не поместили туда взамен, она никак не способна это исправить.
Марсель, кажется, все видит. Держится на расстоянии, касается осторожно, старается приободрить, и в какой-то момент Клэр начинает злиться на собственную неисправность. За страх, даже к нему, хотя уж это она могла бы взять под контроль, раз не способна справиться с магией. Даже если ту передали три убитые на её глазах девочки, одна из которых была её лучшей подругой. Она должна попробовать доверять хотя бы Марселю. Тем более, что тот, кажется, действительно старается ей помочь.
— Не самый плохой вариант из тех, где я могла оказаться, — прикидывая, как быстро спалит все имеющиеся в её распоряжении вещи, качает головой Давина, чувствуя себя как никогда неуверенно. На самом деле, ей было все равно, где быть. Лишь подальше от кладбища и ведьм. Большую часть чердака занимали вещи, которым не нашлось места в самой церкви. Заброшенная, та могла похвастаться лишь пылью, паутиной и въедливым запахом старого дерева. Не самое подходящее место для начинающего пиромана, но больше ей некуда было пойти.
— Что, похоже, я здесь надолго, да? — выдавливая кривую улыбку, Клэр честно пытается представить себе лампы или шкаф, но в конце концов неизменно видит лишь ведьм с кинжалом в руке, которые уничтожат все, чтобы найти её. Сколько продержаться защитные заклинания? А она сама? Вдруг магия ритуала вынудит её прийти к ним самой? Или её сила просто разрушит это место до основания, после чего её быстро проводят обратно, чтобы очистить и убить? И вряд ли те, кто её ищут, будут стучать. — Все хорошо. Если ведьмы не найдут меня здесь, этого достаточно, Марсель. Я просто не хочу... обратно.
Умирать.
Ритуал не был выдумкой. Их убеждали в этом на протяжении многих месяцев подготовки. Внушали веру. Объясняли необходимость жертвы. Только почему-то все решили не говорить, в чем именно она заключалась. Порез на руке? Погружение в сон на год? Бастианна была мертва, как и её мать, но порой Давине хотелось, чтобы это было не так и она могла прокричать им в лицо, что она больше не верит ни единому их слову. И что она заберет у всех ведьм то, ради чего они все это делали.
— Что Софи рассказывала тебе о ритуале? — делая небольшой шаг следом, нервно сцепляет кончики пальцев Клэр. Большую часть времени, ушедшей на подготовку к жатве, младшей Деверо не было в городе, но она была единственной, кто с самого начала сопротивлялся идее провести её. Она явно знала больше, и Давина пока еще не оставляла надежд связаться с тетей подруги. Если кто из ведьм и мог ей помочь, то это она. Но, кажется, Марсель придерживался другого мнения, а связаться с ведьмами безопасно можно было только с его помощью. — Я не знаю, чему можно верить из того, что старейшины говорили нам. Я не удивлюсь, если моя мать спокойно приняла необходимость моей смерти, но все еще не могу поверить, что старшая сестра Софи — Джейн-Эйр — согласилась на смерть Моник. Нам нужно узнать правду о жатве. И тогда, возможно, мы поймем, что нужно делать?

Никто не вернёт тебя туда.
Я обещаю.

Марсель не просит ему верить. Не требует жертв. Давина хочет, чтобы на его месте были совсем другие люди, но большинство из них либо мертвы, либо хотят перерезать ей горло. Как все стало так? У нее есть ответ лишь на вопрос «когда». Слишком мало, чтобы унять жажду правды после стольких месяцев вранья, поэтому она цепляется за каждое слово, будто в чужих объяснениях проскользнет что-то, ради чего стоило заходить так далеко.
Софи все знала.
Все знали, да и это было понятно по её попыткам остановить ритуал. Знала достаточно, чтобы обратиться за помощью к вампирам. Но неужели она не попыталась предупредить Моник? Могла ли подруга не рассказать о подозрениях родной тети? У Клэр что-то щемит внутри, потому что ответ ей снова не узнать. Моник не сможет рассказать. Моник больше нет.
— Киран..? Отец Киран? Священник? — по крайней мере, она еще здесь, поэтому задаст вопросы за них двоих. Даже если растерянный взгляд скользит по чердаку, пытаясь вспомнить что-нибудь примечательное о церкви, где находится. Но ничего, кроме заброшенного состояния и какой-то темной истории в прошлом не приходит на ум. Ведьмы не привыкли считаться с людьми — они могли положиться только на себя. На ковен. Предков.
Давина не могла даже этого. Ей было не на кого рассчитывать. Ничего не осталось.
— А если бы мы были старше? — внутри что-то ухает вниз, хотя казалось, что дальше падать просто некуда. Давина была благородна за спасение и не тешила себя мыслями, что дело в ней. Они с Марселем не были знакомы, и даже приди он на кладбище по просьбе Софи, она — лишь последняя в очередности жертв. Единственная, кого он успел спасти. Или последнее, что могло прервать ритуал жертв. За нее никто не сражался. Обещание защиты было много больше всего любого из её вариантов, поэтому девушка быстро идет на попятную, разглядывая сцепленные руки, прежде чем обхватить себя ими. — Все хорошо. Неважно, почему ты это сделал. Ты спас мне жизнь.
Завтра. Еще одно щедрое обещание, даже если приходится силой напоминать себе об этом. Давина не знает, как объяснить, что какую бы боль не причинили ей ведьмы, попытки разобраться — единственное, что удерживает её на плаву. Что это нельзя выключить, нельзя отвлечься, нельзя забыть. Ей нужно понять, что делать, а не чем занять себя. Даже если так легче будет ждать.
Здание содрогается от толчка. Одного. Второго. Прежде чем Давина испуганно оседает на пол, обхватывая колени руками и утыкаясь в те головой в попытке загнать все обратно.
Ей страшно.
Страшно, что в следующий раз магия ударит не по зданию, а по Марселю.
Что её найдут. Найдут. Найдут.
— Я все равно все испорчу, — шепчет Клэр, когда с потрепанного прошлой вспышкой магии мольберта слетает покрывало. Теперь трясет уже её. Он снова здесь. Страх. Сила ведьмы зависит от её эмоций. У Давины было слишком много и того, и другого, чтобы удержать все под контролем. Поэтому вместе со слезами наружу лезет и магия, начиная поднимать ветер, заставляющий хлопать ставни старого чердака и падать составные украшения старинной хрустальной люстры, невесть как оказавшейся на чердаке.

Кажется, в Новом Орлеане все устроено слегка сложнее, чем она думала. Ведьмы привыкли к мысли, что люди, в отличие от них, не имеют иммунитета к внушению вампиров, а потому внезапные исчезновения или другие странные происшествия подменялись нужными версиями и воспоминаниями. А оказалось, что кто-то из обычных людей в курсе всего, что происходит? И Тим тоже может оказаться в их числе? Как ни странно, эта мысль все еще первой возникает в её голове, прежде чем Давина силой напоминает себе, что лучше ему держаться подальше от жертвоприношений и вампиров. Даже если делает себе пометку попросить Марселя не трогать его.
— Если бы мы знали больше, все могло бы быть не так, — сейчас тяжело решить даже для себя, что она делала бы, узнай правду заранее. Согласилась бы умереть, если бы им обещали, что они воскреснут? У Клэр нет ответа на этот вопрос, но сейчас ничего сказанное ведьмами не казалось ей правдой. Если они солгали об одном, где гарантия, что хоть что-то было правдой? — Я просто не знаю, чему верить.
И кому.
Не то чтобы у нее был большой выбор. Теперь. В душе все ещё теплилась надежда по поводу Софи, но Давина началась всерьез опасаться, что могут сделать с ней ведьмы за сговор с Марселем. Насколько Клэр знала, он унес с кладбища только её, оставив рыдающую над телом племянницы Деверо разбираться с последствиями той ночи. Сразу после того, как сила перешла к ней. Последней, кто остался. Следующей, кто должен умереть.
Марсель не понимает, что происходит. Давина тоже, догадываясь, что это её рук дело, но не имея ни малейшего понятия, как это исправить. Её трясет с комнатой в унисон и ей не за что держаться, чтобы это прекратить. Пока рядом не оказывается Марсель. Он намного сильнее, чем кажется, и быстрее, потому что миг — и они уже в другой части комнаты, едва ли задетые искрами, но точно не осколками. Клэр дрожащими руками обнимает его за шею, боясь отпускать – потому что если снова никого не будет рядом, она не справится. И потому что боится увидеть в чужих глазах осознание того, насколько она поломана. Что сделала с предоставленным ей убежищем. Что ещё может сделать, сводя на нет все, что он для нее сделал.
— Это не я, не специально, — признаваться в собственной слабости привычно, но в этот раз её разъедает не страх перед грозным взглядом матери, а стыд. Ей уже помогли один раз и продолжали помогать. Но Марсель не мог остановить магию. Это должна была сделать она. Давина делает один вдох, потом другой, силой напоминания себе, что все хорошо. Сосредоточивается на чужом дыхании, голосе и тепле, потихоньку отгоняя от себя состояние, в котором была. Прежде чем аккуратно отстраниться, медленно готовя себя к тому, что будет дальше. — Извини. Я не могу это контролировать, силы слишком много. Возможно, со мной что-то не так после ритуала, возможно, моя магия испорчена. Ты...ты не ранен?