— Зачем ты это делаешь?
— Потому что у тебя сейчас все карты, но ты не знаешь, кому доверять.

В ту ночь в доках Давине казалось, что козырей у нее не осталось. Бесконтрольная магия выливалась наружу, принося землетрясения и ураганный ветер, разрывала тело на части. Первой реакцией был страх. Извечное желание спастись, с которым она отчаянно цеплялась за Марселя в очередной попытке убежать. Оставалось каких-то пару недель до свободы от преследования ведьм и магии, даже если она только-только вкусила все прелести собственной силы. Перестала убегать, впервые по-настоящему приняв бой. И проиграв, потому что одной только силы порой недостаточно.

Пребывание по ту сторону было невыносимым. Предки сполна наказали её за непослушание, не тронув, похоже, только потому что она оставалась частью ритуала. Потому что была им нужна или потому что иначе они не могли бы вернуть остальных. Тьма, сменившаяся белой простыней, в которую её завернули, не принесла облегчения. Возвращенная жизнь ощущалась прогулкой перед тюремным заключением, где надзиратели видят каждый твой шаг. Где у тебя только одна попытка не повторить ошибок, а на чердак сразу же выстроилась очередь из желающих получить её помощь и просьбами пойти наперекор ведьмам.

Давина, можешь думать, что мне наплевать на тебя, но ты ошибаешься.

Уж точно не когда брат жаждет твоей смерти. Давина равнодушно смотрит в окно, не торопясь помогать. Она бы рада насолить Клаусу, но даже мысль выйти за предела чердака вызывает ужас — не то что колдовать или приблизиться к кладбищу. Судьба Ребекки в тот момент её не волнует, затмеваясь обидой на Марселя, которому от нее снова нужна лишь сила.

Которой больше нет.
Козырей не осталось.
Она проиграла.

Предложение вернуться к ведьмам — как удар под дых. Она и правда ему больше не нужна. Клэр пытается спорить, но быстро сдается, просто не зная, что еще может сделать. Или что сделают с ней, если она не подчиниться желанию новой главы клана. Новость о том, что приглашение исходит от ведьм едва ли придает ей спокойствия. Единственным, что дает ей хоть небольшую надежду — встреча с Моник. Первые дни Давина ждет, что та найдет её сама, но ничего не происходит. Лишь Ками сидит у её кровати, пока Давина не проваливается в беспокойный, полный тревог сон.

Очень хороший сон. Но всего лишь сон.

Пора просыпаться. Давина покинуто осматривает чердак, не находя ничего, что хотела бы взять с собой. Каждая вещь кажется чужой. Сквозь силу складывает какие-то вещи, чтобы было в чем ходить. Долго всматривается в свечи, которые раньше зажигала одной лишь силой мысли потехи ради, а теперь боится даже прислушаться к отголоскам магии, не то что применить её. Потому что помнит шепот, подкрадывающийся в темноте со всех сторон. И едва не вздрагивает, стоит в комнате раздаться громкому стуку, нехотя окликая очередного гостя.

— Ребекка, — Клэр отводит взгляд. Марсель сказал, что она не пострадала, но легкий привкус вины все равно повисает в воздухе. Давина не желала ей смерти. Не винила в смерти Тима или своей. Не забыла, что имея возможность силой притащить её на кладбище, Ребекка предпочла дать ей право выбора тогда, когда она думала, что его не осталось.

Не отвечая на вопрос, Давина лишь горько усмехается, возвращаясь к прерванному занятию. Для вида берет пару книг, едва ли различая, что написано на корешке, лишь создавая видимость активных сборов.

— Ты вовремя. Я возвращаюсь к ведьмам, а ты вряд ли захочешь в ближайшее время появляться на кладбище, с барьером или без, — стараясь говорить как можно безразлично, Клэр вряд ли в состоянии скрыть обиду в своем голове. Но лучше уж она, чем страх. — Они больше не преследуют меня. Все кончено.

Легкое пожатие плеч едва ли скроет трясущиеся руки, но последние несколько дней тренировок в присутствии Ками дают свои результаты. А может ей тоже надоело с ней возиться, раз уж Давина ничем не может помочь её дяде.

— Рада, что ты цела. Моей силы тоже больше нет. Поэтому вряд ли твое старое предложение еще в силе.

В последнее время все хотели ей помочь.

Ками смотрела своим пронзительным взглядом, аккуратно намекая на знакомого специалиста. Марсель, внезапно решивший, что с ведьмами ей будет лучше. Ковены, будто забывшие о предательстве и побеге. Клэр окидывает их равнодушным измученным взглядом, желая только чтобы её оставили в покое. Чтобы все наконец закончилось. Она устала. Бороться за себя, сражаться за других. Никто не посчитал нужным предложить ей помощь, когда Софи освещала кинжал в пламени и перерезала ей горло. Никто не заглушил голоса предков, накинувшиеся из темноты со всех сторон, стоило ей умереть. Никого не остановило то, через что она прошла, от накопленных за время её отсутствия просьб. Зато осознав, что нежелание помогать обусловлено не упрямством, а беспомощностью, все разом решили её починить.

Доламывая окончательно.

Давина морщится — будто сдирая пластырь с только начавшей заживать раны. Ей казалось, что после случившегося они с Марселем снова стали семьей. Что все разногласия остались в доках, где они прятались. Что она перестала быть для него оружием.

Так и было. Она жива. Её больше не тронут. Марсель сдержал клятву. Горечь заключалась лишь в том, что в ней ни слова не было о том, что она еще будет ему нужна.

— Это было его идеей, — моргая достаточное количество раз, чтобы пелена перед глазами отступила, Клэр продолжает свои видимые сборы, сгребая вещи скорее на автомате. Чтобы не оставлять себе повода вернуться. Чтобы не показывать слабость. Без силы она была совершенно опустошена, но, кажется, доставляла окружающим только больше проблем. — Ведьмы готовы принять меня обратно. Другого шанса мне не дадут, а только они могут помочь мне с магией.

Свои слова. Чужие слова. Давина не знает, чему верить. Кому. Какое решение принять. От мысли о возвращении кровь стынет в жилах, но они всегда понимали, что не получится прятаться на чердаке вечность. Просто Клэр казалось, что после общения с предками ей придется объяснять необходимость вернуться, а не отстаивать обратное.

— Ритуал был завершен, я все еще ведьма. Просто не могу использовать магию, — вдаваться в подробности не хотелось. Ди все еще сожалела о том, что рассказала Ками правду о случившемся на той стороне. Возможно, об этом тоже следовало молчать. Даже если хотелось поведать Марселю, к кому он её отправляет. — Я не в том положении, чтобы задавать вопросы, Ребекка. Марсель и они видят это жестом доброй воли. Но все знают, что выбора у меня нет.

Давина чувствует, как дверь клетки за её спиной закрывается. Как гремит тяжелый засов. Именно так ощущается новость о чужом решении уехать, когда чувствуешь себя в ловушке и знаешь, что не выбраться. Сил порадоваться чужой свободе тоже нет, поэтому Клэр лишь стоит и молча смотрит на Ребекку. Она уезжает одна? Не то чтобы ей сейчас принципиально важно наличие Майклсонов в городе, но кажется странным, что кто-то из них решил покинуть город. Или Марсель? Может, причины отправить её к ведьмам куда проще?

Она почти уверена, что в ближайшее время ей не будет больнее, чем уже было. Пока Ребекка не предлагает поехать с ней. Не предлагает свободу и нормальную жизнь, о которой она мечтала весь прошлый год. Пока Давина не понимает, что дверь клетки на самом деле все еще открыта. Стоит лишь сказать «да».

Но она не может. Не может больше убегать. Не хочет больше прятаться, жить в постоянном страхе, даже если ковены вряд ли устроят ей теплый прием. Жажда нормальной жизни где-то там, под землей, похоронена под чувством вины за смерть Тима. Без магии внутри — пусто. И страшно. Давина не может представить, что там останется без Джоша, Ками и Марселя.

— Ты сможешь так жить? — еле слышно произносит Клэр, чувствуя, как хватает за ручку собственной клетки, все еще медля. Медленно обводит глазами помещение, прекрасно зная, что в конце концов взгляд остановится на скрипке и, не доводя, смотрит обратно на Ребекку. — После всего? Зная, что все это неправда?

— Думаешь, в Новом Орлеане есть хоть одна ведьма, которая захочет мне помочь? — негромко уточняет Клэр, готовая добавить в потенциальный список разве что Моник и других девушек с жатвы, которых тоже обманом заставили пройти через жертвоприношение. Впрочем, их отношения наверняка осложняться тем, что Марсель убил Джейн-Энн, о чем лучшей подруге уже наверняка известно. Что она скажет? Что должна была прятаться, чтобы выжить? Или что не делала исключений? — А другие не практикуют ритуал жатвы и родовую магию. Даже я не знаю всех последствий.

И дело не в том, что за последний год она привыкла сдерживать магию, а не взывать к тому, что изначально было в её распоряжении. Всю силу с помощью заклинания и стихий передали предкам. Что, если те что-то сделали с ней? Или отдали другим? Клэр не могла понять, не может она дотянуться до силы, потому что её нет, или потому что за каждый неверный шаг словно ждешь удара кнутом. И проще не тянуться вовсе.

Ей тяжело представить Ребекку ведьмой, хоть Элайджа и неоднократно упоминал их сведущую в заклинаниях мать. Как и осознать всю силу первородных, которую она изучила лишь отчасти, пытаясь найти способ их убить. Впрочем, кажется, Ребекка единственная связывает потерю силы не с плохим обращением и не с неправильной компанией, а с чем-то, что куда меньше зависит от Ди. Что нельзя исправить, просто избавившись от нее и переложив починку на кого-то другого.

— Я столько времени хотела избавиться от магии. А теперь не знаю, что делать без нее, — Клэр треплет край очередной попавшей в руки вещи, расслаивая поверхность, портя, но не в силах остановиться. Бесконтрольная магия больше не уничтожает предметы, но почему-то все вокруг все еще продолжает рушиться. — А все остальные не знают, что делать со мной. Я не собираюсь им доверять, но может быть я пойму, что мне делать дальше.

Бежать и не оборачиваться. Они с Марселем тоже хотели вывезти её из города, подальше от ведьм, когда все только начиналось. Но ему нужен был город, а ей — месть. Они придумали другой выход. И заплатили за него сполна. Давина не берется судить Ребекку за то, что та поступила бы иначе. И собиралась поступить, получив свободу. Клэр, с одной стороны, все еще жаждала того же. А с другой — слишком многое пришлось бы оставить позади. Когда у тебя есть тысяча лет и ты уверен, что почти ничто не способно причинить вред людям, которых ты любишь, возможно, легче оставлять все на волю случая. В запасе у Клэр было лишь шестнадцать лет после которых едва не пришлось ставить точку. Она должна быть здесь и сейчас, пока у нее еще осталось время и шанс что-то сделать.

— Еще недавно я бы приняла твое предложение и это было всем, о чем я мечтала, — протягивая телефон, Давина на несколько секунд удерживает тот, благодарно кивая. — Быть нормальной, — к горлу подкатывает ком из-за того, что на самом деле для нее это значило. И кто значил. — Я тоже сбегала. Пряталась от ведьм, от Клауса, от Марселя. Тогда в доках я ведь тоже все еще не хотела умирать, даже если бы это разрушило весь город. Я остаюсь сейчас, потому что все нужные мне ответы здесь. А ты, надеюсь, найдешь свои где-то еще.

Она была бы не против, составь ей братья компанию, но, учитывая обстоятельства, рассчитывать на это особо не стоило. И, как бы странно ни было это признавать, отъезд Ребекки скорее огорчал, чем радовал. Признать это в открытую с той же легкостью ей было нелегко, но, пожалуй, она могла сделать это немного иначе:

— Если я восстановлю магию и какая-то другая ведьма выкинет тебя из окна на чердаке, пожалуй, ты тоже можешь мне набрать.