Имхотеп при дворе фараона – фигура важная. Высота его положения обуславливается тем, что он с людьми своими – другими жрецами – предстаёт для простого люда прежде всего посредником в общении людей с миром богов и духов. Оттого и боялись его многие, ведь считалось, что весь он насквозь магией пропитан неземной, божественной. Другие же почитали, ведь не могли все подряд общаться с богами, да познавать мудрость великую. То дар самого Ра был, который при рождении дитя наделял силами таинственными.

Особенно известен был в народе, как тот, кому подвластна тайна врачевания, да лекарства. Много слухов по улицам царствия ходило, что великий фараон жреца своего подле себя держит, потому что знает, что тот любую хворь излечить сможет. Да, только никто из народа и свиты царя не знал, что сам он может и наслать заразу какую, ведь увлекается среди прочего магией недоброй, тёмной. Книга мёртвых манит его, влечёт к себе, будто бы желая, чтобы именно он магические тексты с папируса считывал, и никто иной больше. Словно для него её боги писали, чтобы деяния великие вершить. Едва тянет его к заклинаниям загробным, как воздух электричеством перенасыщается, а всё тело окутывает странное незнакомое, но приятное воодушевление. Будто что-то внутри него чувствует, что понадобятся ему древние заклинания в будущем. А ведь не так просто взять, да научится всем практикам. Нужно познать себя, мир окружающий, да стать единым целом со всем сущим, дабы иероглифы сложились в магическую песнь, а не были сухой строчкой. Не всем это дано, но Имхотеп старается, не сдаётся, продолжает корпеть над папирусами. Да жрецов своих науськивает, чтобы те не сидели сложа руки, а тоже познавали все тайны, покуда время их земной жизни не вышло. Верит, что коли настанет день, когда душа его оставит тело, то озарится он солнечным светом, ибо сам Ра выйдет его встречать, да дарует жизнь куда более ценную. Не зря ведь он особенный. 

Верховный жрец – правая рука фараона. Он во дворце находится, чтобы волю царскую исполнять, да вести его к победам. Чтобы путь правителя был лёгким, без ухабов. Чтобы повсюду встречали его победы, да великие деяния, которые прославят фараона в глазах его народа. Да, чтобы боги довольны были и не смел царь их ни коим образом прогневать, ибо всё божественное в Древнем Египте – священно! И правда, стремился Имхотеп быть для Сети I настоящим проводником, верным жрецом. Да, только суждено было ему встать по другую сторону «Нила» от своего правителя, лишь коснулась нога главной наложницы Анк-Су-Намун дворца главного. Сражён был Имхотеп красотой её неземной с первого взгляда. Казалось, что время замерло в тот день и час, когда явилась она к фараону, лишь бы он мог, как можно дольше наслаждаться ликом её.

Страдал Имхотеп от чувств своих не вовремя пробудившихся. Не знал больше покоя, коим, оказывается, был наделён богами до встречи с Анк-Су-Намун. С закатом солнца видел её лицо перед глазами и с рассветом просыпался, мечтая коснуться её кожи, да стереть ту краску, которой велел фараон её изрисовывать ежедневно, дабы не посмел никто коснуться его драгоценности. А коли посмел бы, то нашли бы предателя, да отправили бы прямиком к Анубису.

Не мог оставаться в стороне верховный жрец. Изводился весь, как уж под палящим солнцем. Казалось ему, что в тех немногих, да недолгих переглядываниях с красавицей, что-то зарождалось. Будто не ему одному хотелось в её компании состариться навек. А может то всё морок, который отравлял его тело изнутри, да подталкивал к смерти. То ли судьба, то ли чей-то заговор мерзкий – уж не узнать. Мог бы к богам Имхотеп обратиться, совета спросить, да знал, ответ, который скорее всего преподнесут ему. Не гоже предавать фараона такому, как он. Не гоже похоти поддаваться великому жрецу. Потому не решался завесу собственной судьбы приоткрывать. Не желал сталкиваться с правдой, которая сможет ранить его пуще трагедий человеческих, да природных явлений, отравляющих мирную жизнь всего Египта. Все те трагедии мирские – долг фараона, его забота. Даже если бы хотел верховный жрец как-то повлиять словом, да делом, то не смог. Лишь советовать, да направлять великого царя мог. Всё же, что его самого касалось – другого характера было. Тут в силах он был изменить всё, нужно было лишь действовать, а не руки на схенти складывать. И самое страшное, что было всё в этом молодом и полном сил человеке, чтобы плюнуть на прислуживание великому фараону, да поставить на кон все свои заслуги и успехи, ради одной лишь женщины, что свела его с ума не сказав ни единого слова. И сила, и молодость, и магия на его стороне была. Понимал это Имхотеп, потому решился всё же сыграть с судьбой партию в сенет.

Хорошая слава у жреца была: чистая, непорочная. Славился делами во имя блага империи фараона. Потому подумалось ему, что не обратят меджаи на него внимания, коли захочет он парой слов перемолвиться с главной наложницей и защитником Сети I. Да и если покажется кому это странным, то сможет он убедить каждого, что решил лишь выказать своё уважение госпоже. Чтобы не оставалось между ними пропасти, ведь оба они принадлежат правителю и служат ему и живут ради него (хотя пошатнулось уже всё внутри Имхотепа относительно верности, едва он глаз свой на Анк-Су-Намун положил). Уверен был жрец, что и фараон бы в его деяниях ничего гнусного не углядел бы, ведь доверял ему. Всё это и давало ему силы и наглость, чтобы в коридорах дворца окликнуть ту, что отуманила разум.

- Госпожа, - руки в замок перед собой сцепляет, да голову склоняет, выказывая всё уважение, на которое способен, - Надеюсь, дворец пришелся вам по душе и не доставляет дискомфорта, - выпрямляется, голову поднимает, но смотреть не изволит, потому что не знает, какой реакция будет, - Не сочтите за дерзость, но знайте, что если станет вам не по себе в этих стенах ,то всегда можете найти покой среди всех жрецов, которые готовы будут одарить вас божественной благодатью в любой час дня и ночи, - не удерживается Имхотеп, взгляд свой поднимает, устремляя его на лик, который вблизи кажется ещё более очаровательным.