Пальто. Адам, не сразу заприметивший данный элемент наряда, сначала решил, что у них снова проблемы с отоплением, и прислушался к собственным ощущениям. Не холодно, да и пар изо рта, как было еще некоторое время назад, не идет. Так, может, за подарками? Эта мысль казалась здравой ровно до того момента, пока Ходж не охарактеризовал самый волшебный праздник как-то совсем уж не торжественно.
— Его много кто отмечает, — попытался встать на защиту Стенвуд, который был совсем не силен в вопросах посещения церкви или что там полагается делать примерным католикам. Поднимаясь на ноги и засосывая руки в карманы, он тоскливо осмотрел гостиную, мебель в которой так и осталась сдвинутой к стенам после последней тренировки — обычно они проводили время на кухне или разбредались по своим комнатам, так что ежедневно переставлять тяжелые вещи не было необходимости. Лишь запоздало к нему пришло осознание, что он вновь упустил самое важное из слов Ходжа, как делал это частенько, быстро возбуждаясь от того, с чем был не согласен. — Примитивными? То есть, никто из оборотней или нефилимов его не отмечает?
Были и другие, но Адаму всегда было проще сослаться на "своих", даже если он их таковыми не считал. Но ведь если кто-нибудь из них, хотя бы одни, делали это, то они с Ходжем смогли бы поделиться друг с другом и все-таки отпраздновать Рождество.
— Может, ты просто не знаешь? — изо всех сил стараясь не показывать собственное огорчение и казаться старше, Адам попытался найти хоть какое-то волнение в позе или лице наставника, как это обычно было с отцом, внезапно отлучавшимся незадолго до праздника за таинственными покупками.

Адам понуро кивнул, не уходя из-под чужой руки, но и не подскакивая на месте, как было в случаях, когда таким образом Ходж пытался его не подбодрить, а урезонить. Нефилимы отстойно проводили Рождество. И если в дни полнолуния Адам немного завидовал их способностям, то сейчас скорее считал, что усы, лапы и хвост — сравнительно небольшая плата за возможность провести этот день так, как ему хочется.
Лишь после того, как дверь за Ходжем закрылась, пришло понимание, что сделать этого он не сможет. Беглый осмотр дома не выявил никаких игрушек или украшений, а в оригами Адам был откровенно не силен. Дома на чердаке лежала целая коробка всевозможных переливающихся гирлянд, шариков, а в тайне от мамы они каждый год с папой заезжали за хлопушками и фейерверком, получая от своей маленькой тайны больше удовольствия, чем когда все-таки уговаривали её выйти на улицу и полюбоваться на устроенное шоу. В этом году он даже по телефону не сможет их поздравить. Может, и не нужно тогда никакого Рождества.
Примерно спустя пять минут, выгребая из стола скопленные за время пребывания в Чехии деньги, Стенвуд ворчал себе под нос, что хоть кто-то должен научить этих зануд-нефилимов отмечать праздники. Он был уверен, что успеет до возвращения Ходжа найти где-нибудь ёлку и несколько украшений. Пусть без еды и подарков, но даже волшебники празднуют Рождество! Чем оборотни хуже?
— Очевидно, ориентацией на местности... — выдыхая клубок пара на замерзшие руки, обреченно заметил Адам. Прага оказалась очень красиво украшенной, а шумная ярмарка полна не только всевозможных запахов и шума, но и полицейских, обративших внимание на странно шарахающего от громких звуков школьника. Не сразу приметившему непривычную форму мальчику пришлось спасаться бегством в одной из подворотней, после чего он окончательно потерялся.

Раньше Адам всегда рвался в гущу событий, вырывая руку из родительского захвата и устремляясь к переливающимся огоньками прилавками. Сейчас, замечая впереди мелькающие мимо переулков силуэты, он инстинктивно отступал назад, пока не наткнулся на груду каких-то мешков — упасть не упал, но монеты благополучно рассыпал, с тихим вздохом принимаясь поднимать их со снега. Уже после, пересчитывая и попутно отряхивая их, Стенвуд едва не попробовал себя в качестве Человека-Паука, когда чья-то рука опустилась ему на плечо.
Ходж, другие сумеречные охотники, оборотни из Прэтора или полицейские — напротив мог быть кто угодно, но уже примирительно убравший руки священник чувства опасности не вызывал. Седые волосы оттеняли видневшуюся из-под какой-то накидки рясу, сочетаясь только с характерным белым воротничком. Уже через полчаса Адам, вызвавшийся помочь с мешками и даже давно уточнивший нужное ему направление, сидел в просторной, но необыкновенной пустой для рождественского вечера зале. Церковь, по всей видимости, была на реконструкции — языковой барьер мешал мальчику вызнать подробности — но Адама это только успокаивало. Пожилой мужчина оказался вежлив, не бежал звонить в полицию и на ломанном английском рассказывал ему о том, сколько времени провел в этом месте. Ненавязчиво, в форме диалога он узнал от Адама о том, что тот недавно прибыл в Прагу, что еще плохо ориентируется на местности и о том, что он заблудился, когда хотел купить украшения. О том, что хотел праздника, потому что в последнее время поменялось слишком многое. И дело не в том, что появилось в его жизни — о полнолуниях, преследовании и способности благодаря демоническому вирусу обращаться в большую кошку Стенвуд, конечно же, не упомянул — а в том, что из нее исчезло. Вскинув голову, когда знакомый голос позвал его со стороны входа, Адам виновато понял, что общение с обычными людьми относится к их числу.
— Ходж, — Адам был и огорчен, и воодушевлен, и немного напуган появлением наставника. У него не было часов, но оглядываясь на проведенное в церкви время он понимал, что заметно припозднился с возвращением. А еще он чувствовал злость. Ходж за ним следил? Или использовал силу от знаков, выжигаемых на руках стилусом... или другой похоже называющейся штукой. Но обиднее всего было то, что Стенвуду было нечего сказать терпеливо выжидающему на скамье священнику. Соврать, что это его родственник? Ведь учитель в привычном понимании не станет искать своего ученика, не живет с ним вместе и не прячет его от таинственного ордена изученных оборотней. В их мире нет ничего нормального, нет даже Рождества. — Спасибо, что позволили остаться. Я пойду.
Выбегать из церкви, чтобы снова заблудиться, Адам не стал. Он поравнялся рядом с Ходжем, упрямо смотря перед собой. Снег на одежде и ботинках наставника медленно таял и, несмотря на то, что сейчас они снова окажутся все в нем, мальчика это немного успокоило.
— Пойдем домой?
Поупиравшись в тяжелую дверь, Адам выскользнул на улицу. Вдалеке все еще слышались громкие возгласы людей, а где-то и праздничный перелив колокольчиков.
— Я хотел... — он чувствовал потребность что-то сказать, но остановил себя сам, не желая снова быть не понятым. — ...вернуться раньше. Извини.

В обычные дни Адам уже перестал обращать внимание на то, что все разрешенное находилось в строго ограниченном, безопасном пространстве. Глупо было придираться, учитывая, что Ходж его спас и приютил, взвалив на себя заботу о несовершеннолетнем подростке — стоит отметить, у него неплохо получалось, хоть и странно временами. Сейчас он жил один, никаких памятных вещей (даже старомодных рамок с фотографиями, казалось бы) в их доме Стенвуд не заметил, а потому не спрашивал.
— Я хотел украсить дом, — вскидывая голову, словно ожидая очередной лекции о нецелесообразности подобного праздника с учетом существования ангелов и демонов, с которыми каждый из них был по-своему связан, мальчишка поспешно облизал саднящие на морозе губы, отводя взгляд в сторону одного из переулков, откуда доносился шум. — Нефилимы, может, и не отмечают Рождество. Но это делают люди.
Называть их примитивными Адам так и не научился, да и не собирался этого делать. Его родители не были примитивными, его друзья не были примитивными, а его собственное усовершенствование вряд ли можно назвать благополучным. Возможно, и вовсе не стоило пытаться что-то сделать.
— Но я теперь оборотень, так что все нормально, — засовывая руки в карманы и звеня из-за этого не потраченными монетами, Адам делает несколько шагов в сторону дома.

Поднявшееся было воодушевление быстро поутихло: не было никаких проблем в том, чтобы отпраздновать Рождество самому. Учитывая выделенное Ходжем пространство, редко им же нарушаемое, наставник мог и вовсе не узнать о том, что Адам припозднился со сном или даже что-то украсил. Спрашивая утром о празднике, он надеялся узнать о чужих традициях и, возможно, скомбинировать их с привычными, когда оказался перед осознанием, что Рождество было нужно только ему. Как и сейчас.
— Ты сломанные вещи тоже, — не скрывая просыпающееся внутри озорство, слабо улыбнулся Адам. Похвала была приятной, тем более, что Ходж не имел привычки хвалить для проформы, либо замечая прогресс, либо его отсутствие. То, что он волновался за него и поддерживал, пожалуй, было не таким уж плохим подарком.
Оживленно закивав в ответ на предложение запастись едой, Адам поглубже втянул воздух, пытаясь уловить запахи съестных блюд.
— Вряд ли мы сможем приготовить индейку, но можно ведь устроить ужин из любимой еды, да? Ты что больше всего любишь? — нетерпеливо топчась на месте, едва не тащил за собой наставника Стенвуд.

Адам был рад окунуться в тепло магазина, где его со всех сторон окружил непередаваемо сильный запах выпечки и пряностей, а зазвеневший над головой колокольчик остановил стоять прямо на проходе с задранной головой. Лишь налетевшая сзади дверь заставила мальчика очнуться, завороженно оглядывая праздничные украшения то время, что они стояли в очереди.
— Иногда еще готовят гуся, — как бы невзначай заметил Стенвуд, возвращаясь к прерванному ранее разговору. Он все перебирал в голове еду, которая ассоциировалась у него с Рождеством. — А еще родители что-то делали с вином на плите, а мне говорили, что я должен сначала вырасти. Но теперь-то можно?
Он уже готов был протянуть руки к горячему изделию, которое уже упаковали и выложили на прилавок, когда перед самым носом зазвенел небольшой бубенчик. Адам удивленно свел к нему глаза, прежде чем посмотреть на протягивающую ему его девушку, а позже — уже куда более смущенно — на Ходжа.
— Как думаешь, он нам нужен? — стараясь не косить глаза на игрушку слишком часто, важно спросил он. Важности хватило ровно до того момента, как девушка начала убирать бубенчик обратно за прилавок. — Мы все же, — пыхтя и перегибаясь через преграду, чтобы вытянуть тот обратно, а после опускаясь на пол, возопил Адам. — возьмем.
И, оглядев присутствующих в магазинчике взрослых, сконфуженно вышел за дверь, засунув бубенчик в карман.

Когда он выходил, колокольчики на двери снова зазвонили, отчего свой — в кармане — Адам сжал лишь сильнее. Обостренный слух позволял даже на шумной ярмарке различать, как перекатывается внутри бубенца маленький шарик от каждого его шага. Пожалуй, было бы забавно побегать с ним в зубах по дому, заражая этой мелодией различные уголки старого здания. Жаль только, что вернувшись, он положит его на тумбочку у кровати или оставит прямо в кармане куртки — чтобы не мешать Ходжу читать книги, за которыми он сегодня ездил в город.
Новый перезвон. Адам упрямо дергает за ленточку, позволяя звону еще немного порезвиться и задумчиво смотрит на раскачивающийся бубенчик, прежде чем задрать голову, пытаясь разглядеть что-то на лице Ходжа. Он замерз, забыв дома свою палку для рисования рун? Или все-таки знает о Рождестве больше, чем хочет показать?
— Да, мне нравится, — улыбнувшись, Адам прочертил на засыпанной снегом брусчатке длинные следы, прежде чем вскинуть голову и будто бы кивнуть самому себе. — Ты хотел купить что-то сытное. Иди, а я поищу что-нибудь, что еще можно повесить на камин. Встречаемся здесь или найди меня сам, окей?
Через полчаса Адам все еще стоял у витрины с рождественскими игрушками, хмуро глядя на оставшиеся у него деньги. Не хватит, какой жалобный вид не делай. Ходж уже наверняка должен был вернуться на место встречи, поэтому Адам то и дело поглядывал в сторону двери, не то ожидая наставника, не то оттягивая момент, когда окончательно распрощается с идеей украсить дом.

Пожалуй, уведи его Ходж оттуда, было бы проще. Не пришлось бы в очередной раз, порядком утомив стоящих в очереди покупателей перебегать от одной витрины к другой в бесконечной попытке выбрать между несколькими игрушками, которые все равно некуда было повесить, и мишурой или светящейся гирляндой, который, по идее, можно бы было украсить камин или комнату по периметру, добавив праздничных отблесков к приглушенному свету огня в камине. Периодически его метания сопровождались перезвоном бубенца в кармане, который Адаму, в отличие от многих других, было слышно очень и очень хорошо. Не говоря уже о пакете, которого у него не было, когда они с Ходжем расходились по магазинам, и который не следовало бы сильно мять.
Вернувшись к наставнику и застав того за разглядыванием елочного шарика, Стенвуд следом схватил в руки другой, прежде чем осознать, что теперь не только звенит, но и наверняка блестеть на свету будет. И хотя игрушка была очень красивой, трогать её больше не хотелось — Адам итак еле сдержался от какого-то внутреннего порыва лизнуть руку.
— Они пачкаются, — понимая, что к шерсти блестки будут прилипать еще лучше, мальчик все же с определенным сожалением положив тот на место. В итоге он притащил Ходжу серебристо-синюю мишуру, небольшую пластмассовую звезду и малость потрепанный венок на дверь, который с таким же успехом можно было поставить на камин. — Думаю, что этого хватит?

Адам нехотя сгрузил свой ценный груз на тумбочку возле входа, не расставшись разве что с особым пакетом, который утащил с собой на кухню, с опаской проверяя, в каком состоянии после длительной прогулки на морозе находится его подарок. Убедившись, что в порядке, он дважды сбегал в гостиную и обратно, на деле куда больше раз задевая стульями, которые нес, различные препятствия и сшибая предметы. Например, скинутые кое-как ботинки, все в снегу, которые теперь прочертили длинную влажную дорожку в коридоре и которую мальчик "затер" пару раз проведя ногой и теперь вздрагивая при каждом шаге.
Следующие полчаса, рискуя заморозить добытую еду, Адам крутился вокруг камина, явно мешая разводить огонь. Мишура разместилась поверху, но Адам все норовил пододвинуть её ближе к краю. Бубенчик он закрепил прямо посередине, позволив ему свисать вниз, и периодически задевал его, случайно или намеренно. Венок полагало бы прикрепить на дверь, но та была далеко, поэтому тот тоже разместился на камине, а спереди к нему оказалась прислонена купленная звезда. Не хватало еще пары элементов, но Стенвуд не знал, сработает ли его задумка.
— Твой светящийся камень ведьм, — понимая, что наверняка снова где-то напутал в названии, Адам неловко переступил с ноги на ногу, прежде чем быстро ойкнуть и вернуться в исходное положение. — Он может светиться не очень ярко? Его можно было бы положить за венок вместо свечи.
И получилась бы, конечно, не разноцветная гирлянда, но такая себе небольшая магия. Если разведенного с помощью рисунка огня было мало.
После чего, стащив все-таки злополучные носки и переместившись поближе к огню, они сели есть, одинаково жадно накинувшись на еду. Адам не стал бороться с палочками и дополнительно сбегал его за вилкой, вернувшись сразу с пакетом и аккуратно поставив его возле своего стула. Когда они доели — а точнее будет сказать наелись — Стенвуд отложил свою коробочку в сторону, прежде чем протянуть Ходжу свой подарок.
— Я надеюсь, что у тебя нет аллергии. А еще, что с ним все в порядке, потому что мне хватило на него денег благодаря акции. Мне сказали, что он не ядовит, — тараторя, выдавил волнующийся мальчик. В пакете было растение, название которого он вряд ли был вообще в состоянии запомнить. Красивый, с ярко-красными листьями в форме звезды. — С Рождеством.

P.S.  Пуансеттия называется)

Адам не был уверен, как Ходж отнесется к затее использовать приспособления сумеречных охотников по-примитивному. В необъяснимом для него свете ведьминого огня не было жизненной необходимости — в доме была в исправном состоянии проводка, по случаю праздника был растоплен камин, не говоря уже о способности их обоих прекрасно видеть в темноте собственными глазами. Но так украшения переставали были лишь темным силуэтом на камине, привлекая к себе внимание. Оживая. Адам был по-детски рад и немного смущен, но привычно облизнул губы, почему-то снова не благодаря — как будто после этого все закончится и они сразу разойдутся по своим комнатам. Глупо, но ощущение это не проходило, так что Стенвуд упорно откладывал задуманное.
Растение Ходж знал, отчего Адам чуть не подпрыгнул на месте, радуясь, что не купил случайно в подарок сорник. Или сорники Ходж тоже знает? По крайней мере, он улыбался, что случалось с ним не очень часто, так что мальчишка был доволен покупкой. Хоть и окинул ту несколько обеспокоенным взглядом, потому что отмеренный наставником срок хорошего состояния хоть и был удовлетворительным, долгосрочным не казался. Пообещав себе заглянуть на днях в магазин и уточнить, точно ли все в порядке, Адам уже собирался присесть на пол перед камином и поглядывал в его сторону, когда рассказ Ходжа привлек его внимание.
Тот, казалось, знал о Сумеречном мире все — у него всегда был ответ на любой вопрос Адама. Даже если речь шла о произошедших с ним изменениях, с которыми Ходж ранее не сталкивался, у него всегда был пример других известных случаев или аналогий, которые если и не подводили к правильному ответу, то и ни с чем тоже не оставляли. Но о себе он рассказывал мало, и сейчас Адам жадно ловил каждое слово, с ногами забравшись на свой стул.
— То есть, ты был врачом? — осторожно подытожил мальчик, обхватывая притянутые к груди колени руками. Он помнил, что произошло с одним из тех людей, кто пытался забрать его в Прэтор. Помнил, но обычно старался не вспоминать, привязавшись к Ходжу и решив для себя, что для него он точно не представляет угрозы. Что он защищал его. И хотя его обычный образ жизни подходил под полученное описание, Адам все равно понимал, что многого не знает. Например, почему его наставник здесь, почему оставил оранжерею, которая ему нравилась, и охотников, которых он лечил с помощью растений. Из-за него? Или случилось что-то другое? — Здесь много комнат. Мы тоже могли бы сделать оранжерею? А Пу... он мог бы стать первой её частью.

Адаму Ходж вовсе не казался никудышным воином — возможно, потому что тот был прекрасным учителем. И хотя мысль о других детях вызывала внутри неприятное чувство и желание утащить какой-нибудь важный предмет под кровать, он с легкостью мог представить его на месте одного из своих школьных преподавателей. Ему было любопытно, была ли у детей нефилимов школьная форма и каким было расписание, но по тому, как редко наставник рассказывал о прошлом, можно было догадаться, что тема эта не является его любимой. А портить Рождество Адаму совсем не хотелось.
Кажется, идея с оранжереей оказалась удачной. Правда, только наполовину: Адам не питал особой любви к растениям, не умел за ними ухаживать, да что там — даже названия не всегда выговаривал. Поэтому мысль о книгах (еще и в множественном числе!) по ботанике вызывала легкую смесь скуки и ужаса. И что-то подсказывало, что в "редких экземплярах" все еще более запущено. А, помимо занимательных уроков, он, кажется, только что выпросил себе место для практических занятий.
— Здорово, — без особого энтузиазма отозвался оборотень, обреченно глядя в сторону отложенной в сторону пуансеттии. Лучше бы он ему шапку подарил.
За своими стенаниями Адам не сразу заметил протянутую ему книгу, благополучно пропустив мимо ушей слова Ходжа, а потому решив, что в последний поход в книжный наставник как раз приобрел какую-нибудь редкую книгу про листья. Ветки. Пни.
— С-спасибо, — возясь с упаковкой, Адам все-таки добрался до обложки, замечая знакомые каждому ребенку молниеобразные буквы. А чуть ниже — мальчика на метле, пытающегося поймать золотой снитч. — Это же Гарри Поттер! И Философский камень!
Стенвуд сам не заметил, как оказался на ногах, восторженно сжимая избавленную от остатков упаковки книгу и пролистывая несколько первых страниц. Действительно оно!
— Кру-уто. Ты купил его мне? — учитывая, что Ходж был первым человеком, которому идея школы волшебства не понравилась совершенно, Адам имел полное право удивляться такому подарку, которого, признаться, совсем не ждал. Сумеречный мир бы не похож на мир из книги, но от этого произведение ничуть не казалось ему хуже. И Ходж тоже обязательно это поймет, если попробует прочитать. — Тебе понравится, обещаю.
И, хотя ему не терпелось самому прочитать её, Адам решительно протянул книгу обратно.