Ди нехотя тянется за сумкой вместо того, чтобы примоститься на небольшой софе, сколько бы пыли не накопилось в ней за то время, что склеп простоял закрытым. Иногда она засыпала прямо на ней, когда они засиживались допоздна, но нужно возвращаться на чердак, где Майкл в очередной раз напомнит ей о неспособности разрушить кровную связь и преодолеть собственную слабость. Тот становился все нетерпеливее, похоже, начиная подозревать, что она занимается чем-то другим, но унести книги и часть уже добытых ингредиентов в склеп было нельзя — Кол моментально распознал бы заклинание или хотя бы догадался о его предназначении.
Она хотела ему рассказать. В отдельные моменты, когда было все сложнее делать вид, что ничего не происходит вне попыток обезвредить Клауса. Когда перепалки сменялись терпеливыми объяснениями и ответной готовностью попробовать еще и еще. Во время общения между делами, во время которого вездесущее «Майклсон» отходило куда-то на второй план, напоминая о времени, когда Кол представлялся другим именем, и заставляя верить, что и тогда он в чем-то был искренен. Но раз за разом напоминание об обмане возводило стену вновь. Информация тоже может убивать, так? Информация о Майкле, пожалуй, убийственна вдвойне.
Её не было пару дней — недостаточно, чтобы Майкл, которому было запрещено охотиться, слишком оголодал, но, похоже, сегодня снова придется дать ему крови, а после не снимать куртку. Клэр начинала задумываться о том, чтобы дать ему задание наведаться в больницу — все равно пришлось оставить ему разрешение выходить, если кто-то слишком упорный решит наведаться на чердак в её отсутствие и сможет преодолеть заклинание на двери. Пусть ограниченное по времени, но подобные меры только усиливали беспокойство, а разрываться между магией с Колом и сохранением своих тайн становилось все труднее.
Преодолев путь на чердак, Давина устало валит сумку на пол у порога, вглядываясь в погруженное в темноту пространство, прежде чем заклинанием зажечь свечи. Никого. Хмурясь, Клэр обходит тот по периметру, заглядывая за ширму и небольшое углубление за дверью, прежде чем неуверенно позвать, убедившись, что не выдаст никому из незваных гостей своего секрета:
— Майкл?
Ничего. Беспокойство на несколько мгновений затмевает раздражение — кто позволил ему так беспечно бродить снаружи? — а рука привычно ложится на браслет. Закрыв глаза, Клэр читает заклинание, готовясь напомнить первородному охотнику на вампиров, что тому не разрешено покидать чердак без веской на то причины.
Ничего.
Ди сдвигает уже чуть подрагивающие руки, крепче хватаясь на темный артефакт и читает уже быстрее, чувствуя, что пусть не сосредоточена и напугана, но ничего не ощущает в ответ.
— Майкл! — требовательно и если бы не паника в голосе, то почти капризно зовет ведьма, надеясь, что первородный уже здесь и решил просто поиздеваться над той, что мешает его планам. Даже если понимает, что её контроль заставил бы его делать это лицом к лицу. Но продолжает обессиленно сжимать собственное запястье, дергая руку вниз и вверх, как будто это хоть как-то поможет неработающей магии. — Майкл, чтоб тебя! Почему он не работает?
Поисковое заклинание ничего не дает. Ди давит страх, подталкивающий набрать номер Марселя, и пытаясь успокоиться. Что пошло не так? Она обновила все заклинания после возвращения, да и в их последнюю встречу с Майклом тот все еще находился под её контролем. Несколько дней отсутствия не могли на него повлиять, если, конечно, в своих экспериментах с Колом она не повредила случайно магию браслета. Если вообще не сделала его слишком слабым изначально, иссякшим через несколько месяцев после сотворения связи. Вдох-выдох. Самобичеванием она займется потом. Как бы там ни было, ответить на эти вопросы ей мог только один человек.
Набранное сообщение о просьбе встретиться в склепе посреди ночи давно отправлено, в то время как Давина спешно идет на кладбище, нервно оглядываясь по сторонам. Можно было бы попросить Кола прийти на чердак, но туда мог вернуться и Майкл. Если артефакт действительно неисправен, то сейчас тот предоставлен сам себе. И лучше исправить все до того, как он поймет, что она узнала правду и пытается вернуть его на цепь.
Кладбище Лафайет в ночное время отнюдь не добавляет ей спокойствия. К освобождению старшего Майклсона могли быть причастны и ведьмы, а через пару поворотов расположен алтарь, где ей дважды пытались перерезать горло. Оба раза с ней был Марсель. Который теперь в опасности. Из-за нее. Клэр приходится остановиться перед входом в склеп, чтобы отдышаться и не дать глазам мешать смотреть перед собой. Она все исправит. Найдет способ починить артефакт или найдет того, кто его сломал. Медленно поднимая глаза от пола на дверь, Клэр разрешает себе еще раз обдумать мелькавшую в голове мысль.
Вдруг это он?
Она не видит причин, зачем ему это делать, но старое, вбитое в сознание потерями и предательствами «не доверяй никому» скребется внутри, усиленное страхом. И не только перед тем, что он мог сделать. Ей придется рассказать, зачем ей нужен артефакт. Придется сказать, что она воскресила его отца, к которому Кол точно не питал светлых чувств. Но стоит представить, что кроме Клауса Майкл может добраться и до него, вооруженный колом из белого дуба, и преодолеть последнюю преграду оказывается куда легче.
— Кол? — еще на лестнице зовет Ди, надеясь на этот раз услышать ответ. Потому что если здесь тоже никого не окажется, то она не знает, что с ней будет. Сейчас она не справится одна. Завидев знакомый силуэт, Клэр впервые за вечер чувствует облегчение и, особо не думая над последствиями, тянется обнять. Чтобы почувствовать что-то кроме страха, чтобы убедиться, что кто-то рядом, чтобы коснуться того, кто пока здесь. Всего несколько секунд, прежде чем снова идти разбираться с тем, что натворила.
— Извини, — немного отступая и чувствуя неловкость в основном за то, как наверняка со стороны нелогично и странно себя ведет, подает голос, понимая, что нельзя просить встретиться и ничего не объяснять. — Если помешала. Тоже, — не давая себе оправдаться, Клэр пытается вздохнуть, чтобы собраться с силами и перестать ждать, что ей сейчас рассмеются в лицо и скажут, что это было слишком легко.
— Ты же много знаешь о темных артефактах. Можешь посмотреть один? — снять с руки или показать так — еще одна дилемма, которую у Ди не хватает сил решить, поэтому ведьма протягивает руку, обещая себе разобраться с этим позже. Сейчас куда сложнее заставить перестать ту дрожать, даже если вряд ли у нее получится это скрыть. Она переводит взгляд с руки на Кола и обратно, понимая, что не будучи ведьмаком никак магически проверить тот он не сможет и ей необходимо продолжать. — Я использовала его в одном заклинании какое-то время назад. Но оно больше не работает. Он мог сломаться или истощиться? Или я что-то сделать во время последних заклинаний?

I will be the one that's gonna hold you
I will be the one that you run to

Объятия Марселя все чаще походили на формальность перед очередной просьбой первородных, которую он то не мог не передать, то делал своей, объединяясь с ними, как в случае с поисками кола из белого дуба. Джош обнимал её все также крепко, но после того, как его укусил Клаус ей в отместку, Ди каждый раз казалось, что своей дружбой она делает из него мишень, подвергая опасности.
Ей следовало бы чувствовать вину за то, что спокойнее всего оказывается в чужих объятиях, но не может. Той слишком много, как и страха, парализующего и вязкого, отдающегося ритмичной болью в висках, отчего руки крепче сжимают чужую одежду в попытке удержать и удержаться. Закрыть глаза, чувствуя дурацкое облегчение, хотя ситуация хуже некуда. И тепло.

Despite the lies that you're making
Your love is mine for the taking

Клэр убеждает себя, что эти несколько секунд — из страха остаться одной. Не справиться, уничтожив все, что пыталась сохранить, собственными руками. Из желания все исправить, из-за которого она и отправила сообщение посреди ночи единственному человеку, которому могла. Даже если пока отказывалась добавлять к этому такое напрашивающееся и очевидное доверять.
— Спасибо, что пришел, — улыбка выходит измученной и быстро исчезает, но это так привычно и так похоже на их общение, что Ди не может лишиться еще и этого.
Он внимательно осматривает её браслет и в какой-то момент Клэр жалеет, что не сняла его, не доверяя и усложняя изучение. Жадно следит за выражением его лица, гадая, догадывался ли Кол раньше о том, что её украшение было темным артефактом — склеп был полон подобных вещиц, которые он создавал вместе с её предком и другими ведьмами. Расскажи она обо всем Марселю, он первым делом обвинил бы в поломке младшего Майклсона, хотя при необходимости проще было забрать его силой или пока она спала, чем отключать, выпуская на свободу Майкла.
— Нет, — Ди отводит взгляд, привычно накрывая браслет второй рукой и нервно разминая запястье, хотя она не так уж долго держала руку прямой. Она не знала, имеет ли право рассказывать о тайнике семьи Ками и не захочет ли Кол вернуть некогда созданные с его помощью предметы, даже если, кажется, не все они были его авторства. А у нее просто не было ни времени, ни сил беспокоиться об этом. — Я нашла его вместе с несколькими другими темными артефактами, когда мы искали способ добыть кровь Клауса. Возможно, кто-то из ведьм создал его в тайне от тебя?
Браслет подчинения. Звучит как очень плохой план. С другой стороны, они пытались создать кинжал, чтобы нейтрализовать Клауса. Возможно, между собой они прорабатывали несколько вариантов? Так или иначе, Кол не мог сказать больше, не зная всей истории, а Давина чувствовала будто несет голову на плаху. Вряд ли происхождение браслета важнее того, в каком заклинании она его использовала и кому насолила тем, что сделала.
Она понимает, что не может поднять голову и посмотреть Колу в глаза. Клэр никогда не сожалела о том, что сделала. И не считала, что поступила неправильно. Просто знала, что никто из её близких не поймет того риска, на который она пошла. Она взвалила на себя огромную ответственность за жизнь дорогих людей и за гнев Клауса, если бы тот узнал о её плане, и не просила никого эту ответственность разделять. Но сейчас ей была нужна помощь и на кон в очередной раз придется поставить все.
— Длинный получится список, — себе под нос бормочет Ди, пытаясь сосредоточиться, а не перебирать в голове имена тех, кому было на руку разрушить артефакт. И у кого была возможность, ведь без магии тут не обойтись и внутри все ухает куда-то вниз — видимо, послать ковен подальше было недостаточно. Она делает несколько быстрых шагов по склепу, хватая с полок то один артефакт, то другой, прислушиваясь к чему-то внутри, прежде чем стянуть таки несчастный браслет, потому что от него ничего — пустота вместо магии, дававшей ей хоть немного спокойствия. Доходит до стола, опираясь на тот с небольшим лязганьем, но уже не сильно переживая по поводу того, что браслет деформируется.
Она хочет объяснить, но у нее нет времени рассказывать Колу, что произошло. Как они познакомились с Клаусом, как он пытался превратить её в оружие, как угрожал её друзьям, как заставил одного из них выпить вместе с ней отравленной воды, а другого бросил ей в ноги, выудив информацию и оставив умирать у нее на руках. Она не хочет оправдываться, даже если её трясет от страха и злости, а эффект от объятий давно сошел на нет.
— Он позволяет, точнее, позволял подчинять себе других, — Ди несколько секунд разглядывает браслет, вновь поднося его к лицу, прежде чем положить тот на стол перед собой, снова вцепляясь руками в горизонтальную поверхность. — Ты предложил создать кинжал, чтобы Клаус не портил нам жизнь. Но до этого мне подступило еще одно предложение, — она нерешительно смотрит на Кола, прекрасно помня и собственное сомнение, и готовность пойти на это, даже если это тоже придется оставить за рамками рассказа. Она сильная, она сможет. Если он поможет ей, она даже выдержит ненависть в его глазах, только пусть скажет, как все исправить. Потому что она не знает, что теперь делать. — Я должна была воскресить кое-кого, чтобы он помог избавиться от Клауса, — голос сам собой становится тише и приходится сморгнуть несколько раз, вдохнув и заново сфокусировав взгляд, прежде чем продолжить. — Но мои друзья из той же кровной линии и тоже погибнут. Браслет не давал этого сделать до того, как я все исправлю. Не давал Майклу убить Клауса.

Кол так легко рассуждал о возможном предательстве со стороны ведьм, что Ди оставалось только гадать, что он чувствует. Задевал ли его возможный обман или со временем так раздражающая её манера окружающих использовать других сменялась деловым подходом.
— Взаимовыгодный обмен, — негромко срывается с губ вместе с кивком, а на ум невольно приходит Элайджа. Каким бы ни было её отношение к старшему брату Клауса, со временем она готова признать, что пусть сделка не всегда оказывалась честным обменом, но и манипуляцией в чистом виде не была. Оправдывала ли она обман или предательство? У Клэр есть ответ, но она могла говорить только за себя. У Кола же, кажется, был свой. И в то время как он шутливо интересуется её родословной, девушка едва заметно вздрагивает при упоминании о связях с ковенами. Будет ли тысячелетний вампир изменять своим привычкам? Стали бы ведьмы связываться с первородным? Тот факт, что у Майклсона было приглашение на кладбище, говорило не в пользу ответа «нет». Странно, но вместо того, чтобы привести другие доводы, ей хочется опровергнуть те, что уже есть. Кол говорил, что она может доверять ему. Что ж, сейчас у нее нет выбора. Поэтому она лишь аккуратно добавляет, скорее подразумевая усмешку, чем правда усмехаясь: — Сейчас ведьмы с фамилией Клэр вряд ли котируются.
Ди не думала, что будет ненавидеть кого-то сильнее ведьм собственного ковена. Что кто-то сможет превзойти предательство и обман, лишившие её семьи, лучшей подруги и даже желания колдовать. Что что-то сможет заглушить воспоминания о той ночи на кладбище и страха перед занесенным кинжалом, к которому тебя силой тащат свои. Но тогда она боролась за свою жизнь. Клаус же с первой встречи всегда заслонял себя теми, кто был ей дорог. Он причинял боль им, чтобы сделать больно ей. И Давина ненавидела и презирала его за это, а заодно и Элайджу, который по его собственным словам был готов на все ради семьи, как бы та с ним не поступала, а потому стоял рядом со своим братом. Были ли они её врагами? После случившегося с Тимом — да. Но для Кола они были семьей. И было в его вопросе что-то, что всегда проскальзывало при упоминании чужих имен и не затрагивало попытки создать кинжал. То, что они обходили в своих разговорах стороной, вызывавшее внутри неловкое чувство, которое хотелось разбавить хоть чем-то.
— Ребекка — нет, — пожимая плечами, нехотя признает Клэр, иногда сознательно прячась от подобного за нежеланием все усложнять. Вносить в это уравнение её, Кола и даже Марселя, потому что он тоже связан с Клаусом. Не кровной связью — общим прошлым длиною в столетия, которые ей в свои восемнадцать наверное не стоит даже пытаться понять. И которые совсем нет времени анализировать, потому что Майкл без контроля угрожает им всем. — Но не думаю, что в этот раз твоя семья причастна.
Сейчас ей хочется вернуться в загородный дом, когда мысль сказать Колу о Майкле была продиктована злостью и желанием доказать, что она не так уж бесполезна без его обучения. Когда боль от предательства была максимально сильной, а потому гораздо проще было ранить в ответ, не заботясь о чувствах очередного Майклсона. Шаг назад почти заставляет её остановиться, но пути назад нет. А через несколько секунд в склепе тоже никого не остается.
В голове отдается глухой звук захлопнутой двери. Вполне возможно, что Кол прямо сейчас рассказывает о внезапно воскресшем отце Клаусу — внутри скребется мерзкое чувство, что свою семью она так и не предупредила. Что Марсель может узнать обо всем, стоя рядом с ним. В звенящей пустоте в голове проскальзывает мысль о том, что это может спасти ему жизнь, если Клаус убедится, что воскрешение Майкла для него такая же неожиданность.
Ди опускает голову, тяжело и рвано выдыхая в попытке успокоиться, по одной провернув руки по столешнице, чтобы больше не держаться за край стола. Те уже подгибаются — и Клэр почти поддается, жаждая уткнуться в ладони и хоть ненадолго спрятаться от происходящего. Но не успевает, дергаясь от внезапного появления Кола и оказываясь с ним лицом к лицу. Пытается инстинктивно отступить, но пространства не так уж много, да и взгляд прикован к нависающему над ней вампиру. Он в ярости и сколько не готовься — это пугает, давит и парализует, особенно когда глубоко внутри отчасти считаешь подобные эмоции оправданными. Давина сжимается, понимая, что даже при желании вряд ли сможет применить магию, а слова были куда лучше в качестве оружия, чем защиты.
— Я не просила тебя об этом, — ей тяжело придать собственному голосу громкости, но становится легче, когда Кол отходит, возвращая немного пространства и будто бы воздуха вместе с ним. Клэр сама не ответит, ждала ли, что он что-то сделает ей, но не может терять время, упуская возможность все исправить. И все объяснить, даже если не уверена, что у нее получится. Она делает небольшой шаг вперед, совсем крошечный, будто пытаясь удержать от того, чтобы тот ушел насовсем, но не рискует подойти ближе. — И сейчас не прошу. После того, как ты предложил вариант с кинжалом, я думала обойтись им.
Она понимает, как это звучит. И что это обусловлено скорее провалом в попытках разорвать кровную связь, чем собственной человечностью — тоже. И не собирается утверждать обратное, а потому крыть нечем.
Чужой смех бьет по нервам не хуже слов. Она не видела, на что способен Майкл: заклинание заставляло его беспрекословно подчиняться, а другие старались не углубляться в историю разрушителя. Но Клаус был ничем не лучше своего отца — может, не для своей семьи, но для всех окружающих он был такой же чумой. Первородный ужас, упивающийся своей властью над другими, не чуравшимся всегда бить исподтишка, несмотря на превосходящую силу. Вменяющий вину за неповиновение, за отказ от преданности тому, кто жаждал получить её просто по праву рождения. Вот только она ничего ему не должна, в то время как за этим убийцей скопилось слишком много долгов.
Кол имел право злиться. Имел право говорить, что она поставила под угрозу всех вампиров. Поэтому она ждет, стиснув зубы, пока он закончит, снова упираясь руками в стол, захлебываясь в своем страхе за друзей и ненависти к Клаусу, в желании объяснить, но слышит только об опасности для его семьи. И черт, она пытается его понять. Пытается напомнить себе, что ради защиты Ками свернула шею четырем ведьмам, что ради Тима пошла против двух первородных и того, кого считала семьей. Что билась за них столько, сколько могла, пока не оказалась перед выбором сдаться или пойти на риск — и сделала тот же выбор, что всегда.
— Думаешь, я не знаю? — бросает она в сторону Кола, зло морщась и облизывая губы, прежде чем оттолкнуться от этого дурацкого стола, восстанавливая равновесие и разворачиваясь лицом к лицу к тому, кто так скоро записал её не то в безумцы, не то в наивные школьницы. — Думаешь, я просто услышала о Майкле и решила воскресить его, потому что Клаус убил моего лучшего друга? Или потому что из-за него даже Марсель начал видеть во мне оружие? — она делает еще шаг вперед, наплевав на то, что куда безопаснее обогнуть стол, а не приближаться к первородному вампиру, который смотрит на тебя так. Ей не все равно, сколько не повторяй себе, что Майклсоны всегда выбирают друг друга. Ей не все равно, потому что когда-то одобрение в его глазах заставило поверить ему, открыться и подпустить к себе ближе, чем кого бы то ни было. А потом стало тем, что помогало не сдаваться в бесконечных попытках прыгнуть выше головы. Она смотрит в его глаза, пытаясь понять, интересует ли его хоть немного, почему она так поступила или все это уже не важно? — Я пыталась не делать этого. Пыталась справиться сама и спасти тех, кого люблю, когда их покусал твой брат и бросил умирать! — еще шаг, раз уж они перешли на личность незабвенного Клауса Майклсона, которого можно положить в гроб, но нельзя убивать, но который почему-то не связан теми же условностями. В конце концов она перестает наступать, разводя руками. — Я не смогла, Кол. Ни помочь, ни выбрать, кому умирать, когда оказалось, что добытой крови хватит лишь на одного. Клаус твоя семья? А мою он почти уничтожил. Что я должна была сделать? Сдаться? Или оставить выбор твоему брату, которому наплевать на всех, кроме себя самого?
На самом деле, выбор за нее пришлось сделать Марселю. А на кон было поставлено куда больше жизней. И подтолкнуло к решению Ди не только безысходность, но и издевки Майкла, но кому до этого есть дело? Кажется, нет дела даже до поломанного браслета, который хочется зашвырнуть куда подальше, хотя нужно искать способ починить, чтобы все исправить. Она буравит украшение взглядом, горько усмехаясь и обессиленно качая головой.
— Да, я оставила Майкла в качестве оружия. И теперь вы все в опасности. Из-за меня, — гнев отступает. Всегда отступал, каким бы сильным не казался в начале. У нее были свои причины и свои мотивы, далеко не всегда благородные. Порой ей казалось, что в своей борьбе она становится не лучше Клауса, даже если не использует его привязанности против него. Но по-другому не спасти жизнь тем, кто был ей дорог. А она не могла потерять их.
Давина рукавом мажет по щекам, потому что слезы предательски катятся из глаз, когда осознание собственной вины и страх возвращаются на свое законное место.
— Я не знаю, что мне делать. Я не успела разорвать кровную связь и я не знаю, как его остановить. Я даже не знаю, что пошло не так, — возможно, у него будет много ответов на этот вопрос, неприятных и не обещающих ничего хорошего, но она должна была попытаться, силой снова поднимая глаза на единственного, кто был рядом и мог что-то сделать. — Пожалуйста, Кол, мне нужна твоя помощь.

Как бы ей хотелось негромко засмеяться, широко улыбаясь, прежде чем ткнуть пальцем вверх, напоминая, что там на стенах склепа выбита их фамилия, а потом, немного подумав, снисходительно признать, что, пожалуй, это все-таки взаимно. Пусть и добавив из вредности, что исключительно в корыстных интересах. А потом украдкой поглядывать, сжимая кончиками пальцев уголок страницы очередного гримуара, которую давно пора перевернуть. Было ли хоть немного удивительным, что кровная связь с Клаусом все еще не была разорвана? В памяти тут же проносятся отголоски старых упреков от матери или Моники после того, как их воскресили — им никогда не было достаточно того, что она пытается. И иногда казалось, что они правы. Что нельзя было отвлекаться на красивого парня и магию ради веселья, как бы сильно не хотелось быть нормальной.
И все же, она все равно улыбается, кивая каким-то своим мыслям, а возвращая взгляд, позволяет в нем мелькнуть чуть большему, чем просто благодарность. Кажется, у нее не было ни единого шанса.
— В нашу первую встречу я выкинула её в окно чердака церкви, — и не объяснить, почему сей занимательный факт так важен. После слов ли про одну волну или просто потому, что больше рассказывать особо не о чем. Поэтому остается лишь занять чем-нибудь руки, смотря в сторону и добавляя: — Но потом... она пыталась мне помочь, — вспоминать не хочется — слишком тяжело концентрироваться на чем-то хорошем в самых темных днях. Хотя и не скажешь, что сейчас наступили времена лучше. Внутри так и напрашивается мысль о том, что не все так однозначно, но Клэр старательно гонит их от себя прочь. — Так что, можно сказать, что у меня тоже.
Это даже ложью не назовешь, ведь Кол в голове все еще «не Майклсон» — стоит особняком в качестве исключения, сколько не убеждай себя в обратном. Иначе её бы здесь не было.
И все же, он один из них. Сын Майкла, брат Клауса, Ребекки и остальных. Майклсон, для которого история тысячелетней давности была не мифом, а биографией. Семейной трагедией, которой она своими руками приписала новый акт, но о которой почти ничего не знала. И не хотела знать. Ей все равно, что случилось с Клаусом — это не оправдывало ничего из того, что он собственными руками сделал её друзьям. Она повторяет это про себя, как мантру, отгоняя непрошенные мысли о том, как сама подвергалась осуждению за попытку спасти свою жизнь. Невидящим взглядом буравит стол, повторяя про себя, что даже вынужденная расплата за грехи родителей и предков не определяет выбор, в котором они с гибридом никогда не сходились. Пытаясь не смотреть на все глазами Кола, потому что слишком поздно размышлять над тем, стоило ли оживлять его отца.
— Это не оправдывает того, что он сделал, — совсем тихо, почти шепотом возражает Клэр, вспоминая проведенное время с Майклом. Его уроки, как и слова были полны жестокости. И все же, даже вопреки своему желанию она прислушивалась к ним, в кой-то веки разделяя с ним не только желание убить Клауса, но и стать сильнее. Её собственная мать предпочла просто отправить её на жертвоприношение — искупать ли грехи семьи или просто добиться положения в ковене — её собственный ребенок выступал лишь средством достижения цели. Этим грешили все, кого Давина считала семьей. Но конечный выбор все еще был за ней, даже если с каждым разом он становился все более жестоким. — Я не говорю, что Майкл прав. Он — лишь способ защититься от Клауса. Потому что твой брат заставляет остальных платить цену не меньше за одно только нежелание иметь с ним дело.
Бастард. Ублюдок. То время, что Майкл провел на чердаке церкви, он не раз бросал нелестные комментарии по отношению к собственному сыну. Пасынку. Тогда Ди упивалась тем, что может разделить собственную ненависть и боль, не сильно задумываясь о том, какого было тому, против кого они были направлены. Насколько больнее чувствовать вместо равнодушия со стороны родителя жгучую ненависть за сам факт своего существования. Что чувствовала бы она, зная, что мать желает её не жертвы и перерождения, а мучительной смерти? Наверняка, а не теряясь в догадках, когда точно знаешь, что ритуал был настоящим.
Клэр вздрагивает, инстинктивно пытаясь освободиться от хватки на своей руке, когда её дергают вперед. Как будто её сейчас силой оттащат договариваться с Клаусом о перемирии. Кол все еще зол, а её готовность любым способом исправить собственные ошибки на несколько секунд сталкивается с извечным упрямством, прежде чем она осознает, чего именно не понимает. Замирает, искренне считая это не главной темой на повестке дня, потому что если Майкл доберется до Клауса, то её друзья погибнут. Эта мысль крутится в голове в бесконечном повторе последний месяц, а последний час и вовсе без остановки — и уже прочно осела в сознании. Она должна бороться за них. Потому что может, потому что виновата в том, что им угрожает опасность. Потому что они боролись за нее, когда никто не боролся. Свою безопасность она ставила далеко не на первое место, учитывая, осознавая, но предпочитая заботиться о другом.
Она надеялась, что Кол поможет ей. Гадала, сможет ли он если не осуждать, то хотя бы не ненавидеть её. Готова была и дальше помочь с созданием кинжала, если это все еще будет ему нужно, лишь бы оставить причину для общения. Даже если оно перейдет в разряд взаимовыгодного сотрудничества. А он... беспокоится за нее? После того, как она воскресила его отца и подвергла опасности его семью? Давине ли не знать, что чувствуешь в такой момент. Внутри все щемит от переполняющих чувств и вопросов, которые они порождают. Она глазами пытается найти ответы, чувствуя, как сильнее сдавливают её руку и принимая это за ожидание ответа.
— Майклу нужен Клаус. Если у него есть ведьма, которая смогла сломать мое заклинание, то я мало чем ему угрожаю, — немного путанно объясняет Клэр, пожимая плечами и с трудом сосредоточиваясь на попытках убедить в том, о чем сложновато утверждать в сложившихся обстоятельствах. — Да и Клаус, — «начнет не с меня» кажется плохим аргументом, поэтому Ди чуть морщится и решает опустить рассуждения о том, какие шаги тот предпримет, на несколько секунд отводя взгляд. — пока ничего не знает.
Её голос совсем затихает, стоит чужим пальцам мягко коснуться её щеки, а взгляд возвращается обратно.
Я помогу тебе.
Ей кажется, что еще немного и она перестанет дышать. Облегчение проходит фоном, почти не отпечатываясь в сознании. Благодарность следует за ней, оказываясь лишь немного ближе к затуманенному разуму, потому что включает лишь малую часть того, что она чувствует. Где-то там, на границе, все еще пытается пробиться мысль о том, что им нужно придумать план действий, возможно, вернуться на чердак вместе, чтобы забрать все, что может пригодиться. Что нужно сосредоточиться на деле, а не на глазах напротив, в которых отголоски еще не до конца утихшей злости переплетены со страхом за нее и каким-то странным смирением. Что нужно не думать о том, что он зачем-то отпускает её руку, и это вызывает страх, а не радость. О том, что все дрожит от аккуратного прикосновения. И обрывается от обещания.

«— Я не причиню тебе боль, обещаю.»
«— Обещаю, Давина. Умру сам, но не позволю умереть тебе.»

«— Я не позволю никому из моих ненормальных родственников прикоснуться к тебе, Давина Клэр. Обещаю.»

Все его обещания проносятся в мыслях. Каждое было принято с недоверием — большим или меньшим. Каждое было получено уже после открывшейся правды, каждое могло служить оправданием. Попыткой потянуть время, доверить новую тайну, подпустить ближе для удара. Но разве в них был смысл, если можно просто вручить ей темный артефакт или карту, сказав, что сделать? Не проще ли оттащить её к Клаусу, который найдет способ заставить её помогать?
Он говорил, что делает это из эгоизма. Пусть так. Кто сказал, что ведьмы Клэр его лишены? В конце концов, ей всего восемнадцать, а напротив был тот, кто совершенно точно был ей не безразличен. Кто переворачивал все вокруг каждый раз и в то время время не давал сорваться в пропасть. Поэтому когда он ничего не предпринимает, Давина сама делает последний шаг навстречу, потянувшись вперед и касаясь чужих губ своими. Не из чувства благодарности, а потому что в данный конкретный момент хочет этого больше всего на свете.

Давина устала выбирать меньшее зло. Год сна ради восстановления связи с предками и защиты ковена. Месяцы страха ради мести, свободы и права на жизнь. Смерть ради шанса вернуться, а не похоронить последнюю надежду под руинами Нового Орлеана вместе со всеми остальными. Подчинение правилам людей, принесшим тебя в жертву и осудившим за простое желание жить, вместо новой борьбы, на которую у нее тогда не было сил. Майкл тоже был этим выбором. Подконтрольный, он представлял для нее меньшую угрозу, чем ничем не сдерживаемый Клаус, прекрасно осведомленный о самой простой схеме переговоров.
Теперь условия изменились. Без браслета ничто не останавливало воскрешенного охотника на вампиров от причинения вреда её друзьям. Как и Клауса. Клэр устало прикрывает глаза, выдыхая — бессмысленно было делать выбор. Связь не разорвана, а значит они должны остановить Майкла прежде, чем он все решит за них.
— Я не дам ему этого сделать, — прямо и категорично, с восстановленным заклинанием или без. Она найдет способ. Все, что угодно, только бы её друзья и Кол не пострадали. Голословно и противореча самой себе пару десятков минут назад, но в этом заключалась её главная сила, ровно как и слабость. Не в магии, а в причине, по которой она продолжала бороться. Рисковать. Ставить смертельные номера, раз за разом говоря «нет» тем, с кем была не согласна. Ей только нужно немного помощи. И времени. Для заклинания и с ним. Ди отчетливо ловит себя на этой мысли, отмечая такое ненавязчивое «нам», даже когда речь идет о Клаусе. Очень злом Клаусе, но осознание того, что она будет не одна вызывает внутри приятный трепет.
— Он не обязательно сразу решит, что это я, — немного кривится Клэр, передергивая плечами в попытке те ненадолго расправить — гибрид любил повторять, что она уже не обладает теми выдающимися силами, что были у нее в момент их знакомства. А она не любила, когда её недооценивали. Даже если зачастую это было преимуществом, которого не стоило лишаться, особенно сейчас. — Но из всех ведьм в городе честь создать заклинание поиска и выполнять другие его прихоти, скорее всего, достанется мне.
Клаус узнает правду — это было лишь вопросом времени. Непосредственно от Майкла или от новоорлеанских ведьм — те с радостью сообщат, чье заклинание разрушили. Если не чтобы подставить её, так хотя бы защитить себя. Они оба это понимали, но Давина не хотела зацикливаться на собственной безопасности. Прятаться, не решив проблему. Скрывающего заклинания и нескольких охранных вполне хватит на первое время. А если у них получится восстановить темный артефакт, то Майкл решит и эту проблему. Если же нет... то Колу будет лучше, если никто не узнает о его участии. Цепляясь за него, за знания и поддержку, за такое дорогое «мы» Клэр эгоистично отодвинула на задний план вопрос о том, что при этом будет с ним? Снова станет пострадавшей стороной? Получит кол в сердце от старшего брата? Или выполнит одно из своих обещаний, если она ошиблась и Майкл не остановится на Клаусе?
В голове все вперемешку. Разумнее было следовать плану, но тот разлетелся на куски вместе с её уверенностью хоть в чем-то. Майкл стал угрозой, Клаус оказался меньшим злом, а её убежище с чердака переместилось в склеп на кладбище Лафайет. Вся её жизнь перевернулась. И если еще месяц назад поцелуй с Майклсоном казался ей невозможным вариантом развития событий, то сейчас кажется таким простым быть с тем, в кого вопреки всем правилам и доводам разума все-таки влюблена. Несмотря на обман, на неясные обстоятельства знакомства, на некоторые из которых так и не пролит свет, и даже общую работу над кинжалом, которая еще не завершена. Кол был единственным, к кому она могла обратиться. С кем проводила большую часть времени, делилась воспоминаниями и к чьему мнению прислушивалась и дорожила. Кто помогал и был рядом, когда намного безопаснее было не быть, разыграв козырь в другой партии.
Сначала ничего не происходит и ворох мыслей в голове Клэр начинает копошиться с новой силой. Она ошиблась? В это не верится, не после всех слов, взглядов и бережных жестов вперемешку со злостью и беспокойством за её безопасность. Да и в прошлый раз инициатором того, что все за пределами создания кинжала стоит оставить в стороне, была именно она, так почему..?
Впрочем, додумать она не успевает, получая ответ. Прильнув ближе, устраивает руки на чужой груди, кончиками пальцев чуть надавливая на плечи. Поцелуй быстро набирает обороты, напрочь отбивая желание анализировать и отвлекаться на что-то, кроме чужих рук и губ. Она едва поспевает за Колом, впрочем, нисколько не возражая его действиям, а после того, как поцелуй разорван, пытается восстановить сбившееся дыхание. Поднимает взгляд, чувствуя смущение и радость, когда замечает вены вокруг глаз, прямо перед своими. Замирает, сглатывая, не понимая, почему, но вполне осознавая, что Кол борется с жаждой крови. Никто из её друзей не срывался при ней -  даже не питавшийся много дней Элайджа держал свой голод под контролем сразу после пробуждения из магического сна. И она совсем не понимает, что не так.
— Кол? — чувствуя напряжение под руками, Давина неуверенно проводит ладонями по плечам. Она не знает, делает хуже или лучше, обеспокоенно вглядываясь в чужое лицо. То постепенно приобретает свои обычные черты, скрывая несколько пугающее напоминание о том, кем на самом деле был тот, с кем она проводила столько времени и общалась. И в ком просыпалась жажда человеческой крови после её поцелуя. С Дшожем и Марселем она с такими проблемами не сталкивалась. Клэр неуверенно поворачивается вслед за убранной рукой, еще недавно прижимавшей её сильнее. Вздыхает, чувствуя, что сейчас под контролем каждое движение и даже каждый взгляд, некоторые из которых спрятать не удается. И хотя Ди не очень комфортно и не из-за смущения, как могло бы быть, отсутствие шуток или хотя бы довольной улыбки заставляет её беспокоиться. — Что с тобой? Ты давно не пил кровь?